Потому что он — хороший…

Варвара поставила тяжёлые чемоданы на скрипучий паркет прихожей.
— Ура! Мама вернулась! — защебетали девочки, вылетев к ней навстречу, словно два взъерошенных воробья.

Варя вздохнула с облегчением. Дом. После четырёх месяцев на курсах, общаги с облупившимися стенами, нервных экзаменов…

Она прижала к себе дочек, целуя их в макушки. Конечно, не без гостинцев!
— Лизонька, держи! — протянула старшей тёплый свитер с оленями. Лиза взвизгнула, схватила подарок и рванула в комнату, но через три шага развернулась, обняла маму и прошептала:
— Спасибо! Я так мечтала о таком! — и тут же унеслась прочь.

— А тебе, Машенька… — Варя зачем-то прикрыла глаза, доставая из чемодана нечто бело-синее, бесформенно-мягкое.

Бабушка Нина подняла брови. Что это за чудище теперь умостилось в ладошках младшей? Игрушка? Но какая!

Зайца. Косоглазого, горбоносого, с криво пришитыми ушами. Лицо у него было из папье-маше, а тело — тряпичное, набитое душистыми сосновыми опилками. Всё бы ничего, но…

Никогда ещё в жизни бабушка не видела такой уродливой игрушки. Один глаз у зайца был выше другого, рот кривился в жалкой ухмылке, будто он извинялся за свою неприглядность.

— Мама, ну что это за монстр?! — закричала Лиза, уже напялившая свитер.
— Дитя… — прошептала бабушка. — Да им только кротов на даче пугать!

Маленькая Маша сжала зайца в объятиях и убежала, спрятав лицо в его потрёпанную шерсть.

— Мам, понимаю, что он страшненький, — тихо сказала Варя. — Но в «Детском мире» Екатеринбурга его нашли на самой нижней полке… одинокого. Мне стало грустно. И… Мне кажется, он прошептал мне “спасибо”, когда я взяла его.

Бабушка только покачала головой. Впрочем, её дочь, врач с золотыми руками, выросла в те времена, когда игрушки не разбрасывались…

Страшный заяц, сделанный на фабрике где-то под Челябинском, стал Машиной отрадой. Его назвали Тихоном. Когда Маша грассировала это имя, в комнате раздавался смех.

Днём Тихон терпеливо ждал Машу из школы, ночью слушал её тайны и школьные сплетни. Девочка засыпала, прижимая его выцветшую мордочку к щеке…

Годы летели.

От стирок белая шкурка зайца пожелтела — опилки внутри красили ткань, а синяя косоворотка выцвела до бледно-голубой. Тихон стал ещё ужаснее, но и ещё дороже Маше.

Когда Маше исполнилось семнадцать, у Лизы родился сын, Ваня. Едва малыш осознал мир, уродливый заяц стал его кумиром. Ваня шептал ему перед сном, а Тихон улыбался так же, как когда-то Маше.

Потом Ване пришлось отдать его младшему двоюродному брату, Стёпе, когда тот залился слезами. Но Ваня не плакал — он знал, что заяц будет счастлив.

А потом Стёпа отдал Тихона незнакомой плачущей девочке во дворе, что-то прошептав ему на ухо.

Казалось бы, конец.

Но…

Много лет спустя, седая уже Варвара сидела у своей подруги Юлии, такой же старушки, как она сама. Они пили чай, вспоминая былое, и вдруг Варя рассказала историю про уродливого зайца.

— Не про этого ли? — неожиданно спросила Юля, доставая из глубин шкафа что-то бесформенно-голубое.

— Тихон!… — ахнула Варвара.