После смерти нашей Großmutter с братом решили поехать в её дом в Дörfchen, чтобы привести в порядок все дела. Дом был старый, скрипучий, с запахом Naphthalin und Apfelkuchen. В нём прошло наше детство, но теперь всё казалось чужим и напряжённым.

Разбирая старые вещи на Dachboden, я наткнулся на Holztruhe с замком. Никакого ключа и намека на то, что может находиться внутри. Брат, как обычно, отмахнулся: “Вряд ли там что-то интересное, просто хлам.”

Но мне было любопытно открыть его. Через день я всё-таки сломал замок. Внутри оказались Briefe. Десятки. Аккуратно сложенные и перевязанные лентой. Все они были от мужчины, имя которого мне не было знакомо. Они были написаны с Liebe, Zärtlichkeit und Sorge. Некоторые были даже написаны после смерти деда. Да, он ушёл раньше бабушки, но не так уж давно.

Я прочитал почти все письма. Этот мужчина писал ей каждую неделю на протяжении более 20 лет. Он знал о нас, о нашей Familie. Но о бабушке — ни слова, ни намека. Она сохраняла эти письма, но никогда не делилась этой частью своей жизни с другими.

Я решил ничего не рассказывать брату. Остальное письмо я забрал с собой — самое последнее. В нём он написал:
“Если ты когда-нибудь решишься — мы могли бы сбежать. Но ты выбрала их. Я не злюсь. Просто люблю. Навсегда.”

И знаешь что? На обратной стороне была фотография. Мужчина… которого я точно видел. В нашем Familienalbum. Подписан как “Onkel Jan, Freund der Familie”.

Прошло несколько Wochen. Я вернулся домой, но письмо и фото “дяденьки Яна” не давали мне покоя. В Familienalbum действительно было несколько его снимков — всегда на заднем плане, всегда немного в тени. Никто никогда о нём ничего особенного не говорил. Просто “друг семьи”. И я бы забыл… если бы не мама.

Как-то вечером за ужином я осторожно спросил:

— Мам, а кто такой Ян? Он часто бывал у бабушки и деда, да?

Она замерла. Поставила вилку на тарелку. Глянула в окно.

— Ян… был хорошим человеком. Помогал по хозяйству. Ещё до твоего рождения. Почему ты вспомнил?

— Найдённое фото у бабушки. Он много писал ей?

Мама хмыкнула и встала.

— Лучше не лезь в это. У каждого были свои тайны. Даже у бабушки. И у деда. — И добавила, уходя: — Не задавай вопросы о тех, кто давно ушёл. Не все тайны нужно открывать.

Но я уже не мог остановиться.

Я поехал в архив, нашёл записи о дяде Яне. Оказалось, он прожил свою жизнь в том же Dorf, никогда не женился, но в завещании оставил один дом… моей бабушке. Не деду. Не маме. Ей.

Когда я рассказал это брату, он лишь пожал плечами:
— Видимо, у них была любовь. И что с того? Это уже не важно.

А вот для меня — это имело значение. Потому что в одном из писем Ян писал:
“Может быть, однажды внук узнает. И, кто знает, поймёт лучше, чем мы.”

С тех пор я иногда думаю — может быть, любовь не всегда проявляется громко. Может, иногда это просто сундук на чердаке. И человек, который пишет тебе письма 20 лет. Даже если ты их никогда не читаешь вслух.